Запрет и задержания делают противостояние более острым, а власть воспринимается как еще более несправедливая и враждебная.
Акция Алексея Навального 12 июня по всем вводным – тема, дата проведения – должна была стать проходным событием. По поводу коррупции люди уже выходили 26 марта, новых громких расследований о чиновничьих яхтах и дворцах ни у Навального, ни у кого-то еще не появилось – значит, большого притока новых участников ждать не следовало. Дата акции – 12 июня – тоже не обещала высот явки: отпускной период уже начался, кто не уехал в отпуск, скорее всего, отправился на большие выходные хотя бы на дачу. Примерно те же, примерно там же, примерно с тем же – так можно было охарактеризовать акцию еще утром 11 июня.
Однако к вечеру 12-го стало ясно, что российские власти теперь имеют дело с новой формой протеста, который не собирается сворачиваться. Явка в регионах на протестные митинги растет, а в Москве и Петербурге тысячи людей готовы выходить на несанкционированные акции. Навальный провел тест на выносливость и для власти, а главное – для своих сторонников. Благодаря этому тесту мы теперь многое знаем о природе и качестве нового протеста.
Первоначально митинг против коррупции (новую тему акции выдумывать не стали) должен был пройти на проспекте Сахарова – традиционном месте протестных выступлений, его не без проблем, но согласовали в мэрии. Но буквально накануне акции Навальный переориентировал сторонников и заявил, что собираться теперь надо на Тверской – по его словам, городская администрация запретила всем фирмам, которые ставят звук и свет, сотрудничать с ФБК.
Сразу появились подозрения, что причина несколько надуманная и нужна она для того, чтобы отказаться от места согласованного протеста. Якобы оппозиционер опасался, что людей придет немного, вот и сделал акцию намеренно несогласованной. Но независимо от того, чем именно объясняется перенос, результат превзошел ожидания: на Пушкинскую площадь пришло, судя по всему, от 15 до 20 тысяч человек, которые почти сразу же были разбиты полицией на несколько групп. Для несогласованной акции это много, да и для согласованной вполне неплохо.
В упрек Навальному обычно (и справедливо) ставят то, что он зовет людей на несанкционированное шествие, не упоминая о возможных трудностях и последствиях. Так произошло и сейчас. В своем ролике оппозиционер говорил, что Конституция защищает право на собрания где угодно, а в случае задержаний можно доказать свою правоту в суде. Эти обещания можно оставить на совести Навального, однако, судя по ходу акции, ее участники на безопасность не рассчитывали. Они скандировали лозунги, понимая, что их могут задержать, продолжали это делать, несмотря на жесткие действия ОМОНа, стояли на улицах до позднего вечера. Хотя среди пришедших на Тверскую по сравнению с 26 марта было ощутимо больше школьников, собравшихся трудно было назвать наивными детьми. Они протестовали с пониманием, что их может ждать, не уходили, не убегали в метро.
Вольно или невольно, Алексей Навальный провел тест для своих сторонников, или даже шире – противников власти в целом (многие протестующие говорили, что их не устраивает власть, а к Навальному они особых симпатий не испытывают). Оказалось, что в Москве и Санкт-Петербурге есть несколько тысяч человек, которые готовы стоять на несканкционированной акции, несмотря на риск силового задержания и судебного преследования.
Это протестное ядро бессмысленно сравнивать с количеством участников митингов на Болотной – Сахарова, тогда люди приходили на согласованные мероприятия. Уместнее всего выглядит сравнение явки с участниками «Стратегии-31», собиравшихся на Триумфальной площади в середине нулевых (пик известности этой акции). Активисты тогда выходили, четко понимая, что их могут закончить день в автозаке, а следующие несколько дней провести под арестом.
На те акции выходили несколько сотен человек, сейчас их стало несколько тысяч. Все больше людей готовы к противостоянию с силовиками – пока достаточно беззлобному. Изменилась и реакция общества на такой протест. Если активисты «Стратегии» воспринимались как радикалы и фрики (теми же прохожими), то к сторонникам Навального на улицах стали относиться как к чему-то привычному. Двенадцатого июня они соседствовали с прогуливающимися горожанами, и те особого диссонанса не почувствовали. Показательна в этом смысле и явка на проспект Сахарова, где решили остаться противники реновации и сторонники «Открытой России» Михаила Ходорковского: там было значительно меньше людей, чем на несогласованной Тверской.
Готовность к обострению – следствие еще одного важного качественного изменения. Несколько десятков тысяч человек в Москве (пусть среди них немало школьников) предпочитают высказать недовольство Кремлем именно на несанкционированной акции. Этот формат, судя по всему, кажется людям более уместным.
Запрет и задержания делают противостояние более острым, а власть воспринимается как еще более несправедливая и враждебная. В баррикадах и противотанковых ежах, появившихся на Тверской для фестиваля реконструкторов, оппозиционерам виделись препятствия для антикоррупционного шествия. Любая случайность воспринимается как символический знак, в любом действии власти видится противодействие оппозиции. Участием в несогласованных акциях люди подбадривают себя.
При этом четко сформулированных требований и общих лозунгов у протестующих, в общем-то, нет. С одной стороны, протестующие вроде бы сплоченные, каждый из них пытается отстоять соседа при задержании («один за всех, и все за одного»). С другой – участники протеста вряд ли смогут сказать, что их объединяет, кроме недовольства коррупцией, общей усталости от власти в целом и увлечения Алексеем Навальным. Над этими темными водами должен носиться какой-то дух, но какой это дух, пока не очень понятно.
Акция 12 июня дала еще одно новое знание. Антикремлевские протесты готовы поддерживать все больше людей в регионах. В Самаре многотысячные акции проходят регулярно, тысячи людей выходят в Новосибирске, растет явка на митингах в Красноярске и Омске. Сотни граждан готовы протестовать в средних областных центрах. Протест постепенно становится делом привычным и модным, это касается и столичных городов, и провинции. Чем острее на него реагирует власть, тем больше люди привыкают к жесткой реакции на митинги. Речь здесь идет опять же о новом качестве протеста: одно дело, когда человек выходит на согласованную акцию, другое – когда привыкает к задержаниям, привыкает игнорировать запреты, которые его больше не останавливают.
Навальный экспериментирует с разными форматами протеста – например, предлагает выйти на акцию с российскими флагами и вообще подчеркивает ее патриотический характер, а потом смотрит, прибавило это ему сторонников или нет. Или ставит своих сторонников перед выбором: разрешенный митинг или нет, легкая прогулка или риск задержания? Это своеобразный тим-билдинг, и схема эта, при всех вопросах к ее моральной стороне, работает.
Прощупывает Навальный и реакцию самой власти, границы, где та готова пойти на уступки, а где начинает действовать несоразмерно жестоко. С негибкой властью проще бороться, а эксперименты Навального все больше вынуждают Кремль действовать жесткими методами.
Навальный постоянно повышает ставки. Главный минус такой тактики в том, что обострение протеста отталкивает от него умеренных недовольных, которые не прочь бы сходить на согласованный митинг, или вообще только начали разочаровываться во Владимире Путине, а их сразу толкают под дубинки. Зато в обострившемся противостоянии выковывается ядро сторонников, которое и прививает моду на протест и его регулярность. Именно благодаря этому ядру на вопрос «если не Путин, то кто», некоторые находят вполне понятный и предсказуемый ответ.
Андрей Перцев
http://carnegie.ru
Posted by НКО "Канадская служба новостей"
Комментариев нет :
Отправить комментарий